Эти первые дни мая, когда почки сирени уже набухают, когда трава и первоцветы пробивают землю, в моём городе-герое всегда наполнены ощущением счастья и неуходящего горя. Это и есть память Победы. Здесь войну и блокаду помнят не только люди. Но и дома, и двери…
Лютой зимой 1942 года моя мама, маленькая ленинградская девочка, сидела одна в квартире. И вдруг услышала, как кто-то скребёт филёнку двери. Мама открыла и увидела женщину, почти падающую от голода, — она протянула ребёнку хлебные карточки, на которых стоял наш адрес. Бабушка потеряла бесценный кусочек картона утром и, плача, ушла на работу. Есть теперь было абсолютно нечего. Но обронённые карточки нашла незнакомая женщина. И побрела отдать. У неё не было сил даже постучать, ладонь сумела лишь поскрести эту самую филёнку. Неизвестно, уцелела ли она потом, но мамину семью спасла. И бабушка, в свою очередь, тоже потом отвела от кого-то смерть: углядела в сугробе (снега стояли высокие, льдистые) чужие карточки и вернула их.
Мама сказала мне потом: «Норма жизни у нас такая была…»
Эта история фотовспышкой сверкнула в моей памяти, когда я увидела филёнку других дверей, тоже блокадных, из другой ленинградской квартиры. В особняке Румянцева (это филиал Музея истории Санкт-Петербурга) только что открылась выставка одного экспоната, ставшего подлинным дневником той горькой поры.
Написала и подумала: а знаете ли вы, что такое филёнка? А это вставка в дверном полотне, более тонкая, чем сама рама, то есть тонкий лист фанеры, доски или другого материала. Фронтовик Алексей Алексеевич Малыгин в войну писал на ней химическим карандашом. Если удавалось оказаться дома. Это были весточки для семьи, эвакуированной в Вологодскую область. Письма ходили плохо. А вдруг бы его убили, тогда жена и дети, оказавшись здесь, хоть что-то бы о нём узнали! Это же было так важно.
«Лёля, прочитай и запомни, это для тебя. 3 сентября 1941 года. Был дома. Алёша». Или: «Нас бомбят, но окна ещё целы» — тоже сентябрь 1941-го. Или просто: «24 июля 1942. Жив, здоров»… Какое-то время Алексей оставался в осаждённом городе, учился в школе подготовки радиоспециалистов. Ещё до войны окончил Военную электротехническую академию связи, точнее, выпуск молодых командиров состоялся в июне 1941 года. И вот запись, сделанная 10 августа 1942-го: «Ухожу на фронт в Приморскую оперативную группу. Алёша».
Судьба сохранила эту семью. В победный год и взрослые, и дети вернулись домой на проспект Чернышевского. Филёнку оклеили обоями и стали жить дальше. Потом переехали на новую квартиру. А потом их старый дом определили на капитальный ремонт. Узнав об этом, Алексей Алексеевич отправился туда, снял дверные филёнки и отдал в Музей истории Ленинграда (теперь Санкт-Петербурга). Как человек, выживший в страшной войне, пройдя через огонь и Победу, он хорошо понимал цену своего блокадного «дневника». Ведь теперь это бесценная часть нашей Истории.
На выставке есть и фотографии. Я смотрела на светлое лицо этого человека, на его чёрный китель со звенящими медалями — у папы был такой же, и медали те же, и столько же. Папа воевал на Ладоге — помогал доставлять машины с хлебом, которых так ждали в блокадном городе. Папа тоже был приписан к Балтфлоту. Может, они даже встречались с Алексеем Алексеевичем на войне. Спросить-то уже не у кого… Но все ленинградцы незримо связаны друг с другом, как стебельки в чёрном дёрне родной земли.
Татьяна КУДРЯВЦЕВА,
детский писатель