Стояли 1990-е годы — суматошные и жестокие. Многие тогда отрекались от прошлого, газеты торопливо меняли названия, слово «пионер» считалось чуть ли не ругательным… А «Пионерка» сохранила своё имя. Ведь то была наша история, за которой стояли прекрасные люди, вложившие в газету большее, что у них было, — жизнь. «Пионерка» и во время Великой Отечественной войны выходила, и её читали будущий композитор Андрей Петров, будущий режиссёр Ролан Быков, будущий нобелевский лауреат Жорес Алфёров и много других мальчиков и девочек, у которых война отняла детство. «Пионерка» была живой искоркой из того самого детства…
Тем не менее в 1990-е кое-кто из «звёзд» от интервью с нами отказывался. Так поступила, например, одна очень известная балерина.
Александр Розенбаум согласился сразу — без отнекиваний и кривляний.
Первое, что я у него спросила (и это было как пароль):
— Вы вспоминаете своё пионерское детство и школу? И с каким чувством?
— А как же! — сказал он. — Вспоминаю с гордостью и теплом. Потому что я был красный следопыт. Мы разыскивали героев войны — это дорогого стоит. Тем более что наша дружина носила имя Зои Космодемьянской, а я родился с ней в один день — 13 сентября.
И я поняла, что этот человек — свой. Он настоящий. Он не разуверился в подвигах и в героях. Просто не кричит об этом со всех трибун. Да об этом и не кричат. Наша родина — внутри нас. А главное, этот артист никогда не врал. Ни в какое из времён. Может, ещё и потому, что был доктором. А им говорить неправду нельзя.
Мы тогда очень долго с ним проговорили. Про школу, где он любил гуманитарные и естественные науки. Про дворовое братство, где ценились верность и отчаянность. Про то, как ему от отца досталось ремня, когда он лет в семь, кажется, умудрился сжечь ёлку вместе с большим куском пола. Живой был мальчик, ничего не скажешь. И про гитару мы говорили, которая у него была семиструнная, а потом он для шестиструнной придумал свой «лад». Первые аккорды ему показал сосед по квартире, и скоро они зазвучали на весь двор. А квартира была коммунальная. Так жили тогда почти все ленинградцы. И его «скорую помощь» мы тоже не обошли в разговоре. Он окончил Медицинский (или как говорили в Ленинграде — Первый Мед) и сам попросился на «скорую». И много кого спас.
Я думаю сейчас, что это и есть суть человека и артиста Александра Розенбаума. Быть скорой помощью. Его песни выволакивали нас из небытия, из безвременья 1990-х, из слепоглухих 2000-х, когда деньги начали цениться выше духа. А у него — и в стихе, и в мелодике — везде непокорный и мощный дух. Именно потому он никуда не уехал — ни из страны, ни из города, который тоже его суть. И где он обязательно поёт для ветеранов на День Победы, и для моряков — в День Военно-морского флота. Всегда!
В одной его прекрасной песне есть слова о том, как он мечтает «Открыть Михайлов замок — для людей» и «Снять леса со Спаса на Крови». Всё это сбылось! Как сбывается хорошее в пожелании хорошего человека. Замок теперь часть Русского музея, а собор Воскресения Христова — торжественный Спас на Крови, давно без безобразных лесов. Он открыт. И туда тоже приходят люди. Его город — это дворы-колодцы, Пушкин на площади Искусств и рабочий Обводный канал, открытая невским ветрам Дворцовая и Исаакий… Мы с ним из одного города. И это тоже для меня важно.
Тогда, в 1990-е, он пригласил меня на свой концерт. Но я была не уверена, что смогу прийти — мои дочки были совсем крохами. Одной — полгода, второй — всего три, оставить не с кем. А он сказал:
— Я всё-таки предупрежу на вахте. Всё равно приходите! Буду рад.
Как я рвалась на тот концерт. Человек, который обещал посидеть с детьми, опоздал на сорок минут. Но, вспомнив «всё равно приходите», я побежала бегом, я просто понеслась. А у стадиона «Петровский» масса входов. В каком знают, что я приду? Метнулась в первый попавшийся. Интеллигентная билетёрша сказала мне, как старой знакомой:
— Успокойтесь. Я знаю, вы из «Пионерской правды». Пойдёмте!
Оказывается, он предупредил билетёрш на всех входах! Огромный стадион был полон. Зал чутко внимал одному человеку, стоящему на сцене. А когда он запел «В Афганистане, в чёрном тюльпане…», тысячи людей встали и «зажгли», что у кого было — маленькие фонарики, свечи, даже спички. Это были поминальные огни по погибшим. Ведь Александр Розенбаум приезжал туда, где шла война, десятки раз и давал концерты даже в самых опасных местах — мальчикам, которые уходили в бой. Может быть, последний.
А сейчас, на стадионе, он пел про Ленинград, про Осень, которая танцевала вальс-бостон, про улицу Марата, где счастлив был когда-то. Люди ему подпевали. Они были его частью, эти люди. А он был частью нас.
Этот концерт теперь — в моей Копилке счастья.
Потом я прошла за кулисы, чтобы поблагодарить. Там сидели его родители — доброжелательные и строгие, настоящие ленинградцы. Доктора — и отец, и мать. Они сказали:
— Саша ещё работает. Поёт на бис.
И вот я увидела, как он шёл к родителям. Так, наверное, шахтёр идёт от шахты. Качаясь от усталости. А по лицу — пот ручьём. Потому что каждый концерт он максимально отдавал всё то, что накопил. Честно и сполна.
Сегодня мы поздравляем Александра Яковлевича с юбилеем. Он ведь ещё так молод — моложе «Пионерки» на целую четверть века…
